Периферию и столицу, как ни бывало тяжело, на «Сильву» или на «Марицу» с невнятной силою влекло... Зачем России оперетта? При том романсе про звезду! При наших чувствах без ответа, в минорном явленных ладу! При свадьбах, но – с идейной ссорой! При судьбах, что вершат свой путь со всей беспечностью, в которой нет легкомыслия ничуть! При нашей тяге к идеалам! При нашем знании войны! При том, что поднятым забралом поэты русские сильны! При том, что медная монета звенит – не надо серебра! При наших поисках добра, при том, что – дождь как из ведра, – зачем России оперетта?! Не знаю... Но сейчас едины и этот зал, и этот граф, который с первой же картины глядит на женщин, как удав. Вогнав пион в петлицу фрака, он тем одним – не наш, чужой. А в зале все свои. Однако! Что делать с русскою душой? Зачем ей, песенной, былинной, роман парижского хлыща с какой-нибудь Карамболиной, сверкающей из-под плаща? А вот пришла же. Есть, наверно, какой-то хмель и для Руси в любви, изложенной манерно, но всем понятной, как «мерси». Иль это дружба молодая, уют парижских кабачков, на наши головы слетая, их закружил – и был таков! Среди земли простой и грозной опять, земляк, нам жизнь дана пленительной и несерьезной, какой не может быть она..
|